Гаспаров Михаил
Гаспаров Михаил
I.
Труп (15/60)
Мой рассудок мёртв –
В гложущем саване он плывёт по Темзе.
Над ним стальные мосты,
Лязги поездов, тени парусов,
Красный циферблат с застывшими стрелками.
Мой рассудок мёртв,
Не вместив желания всё понять.
Мимо стен, где куются молнии,
Мимо мутных фонарей в узких улицах,
Мимо матч и рей, как кресты Голгоф.
Мой рассудок мёртв,
Он плывёт в погребальный костёр заката.
Сзади – город вздымает дымы,
Вокруг – волны, глухие, как набаты,
Впереди же – бесконечность и вечность
Всем, кто мёртв.
"Красный циферблат с застывшими стрелками."
Да и
"В гложущем саване он плывёт по Темзе."
Тоже правильный хорей, только что со спондеем.
Любил Гаспаров хорея.
…
Унываю, между прочим.
Хандра и тоска, изнеможение и бессилие.
Мой рассудок жив - но весь в страхе и трепете.
shapur
В гложущем саване - это как? что это значит? или его рассудок гложет то, что он уже в саване, так и рассудок мертв.
дико извиняюсь, но мутный стишок какой-то.
nemiroff
Вот вишь как мы совпадаем - и я над этим местом уже не в первый день в недоумении.
Может, имеется в виду - труп покрыт, как саваном, крысами - которые его и гложут? Такой шевелящийся серый меховой саван (тьфу, брр)?
shapur
если так только.
shapur
так ведь рассудок гложется саваном!
кто ж был фанатом Верхарна? бл..ь забываю все, все время что-то приходится вспоминать.
nemiroff
Ну так, символизм, фигля. Типа, -
О, не буди гиену размышленья,
Мышей тоски!
Гаспаров / Верхарн
Берег, ночь, скала, одиночество.
Вдалеке - рыбаки вокруг костров.
В чёрной памяти - блеск и память города,
И сквозь боль - незабытый светлый взор.
Жить бы мне здесь -
Как много был бы я судьбой одолжен;
А теперь у ней нет права на благодарность.
Эта юность стала раскаянием,
Опыт - пустотой,
И желанья мои - изгнанием.
Гаспаров / Верхарн
Рощи, ручьи, цветы, переклички птичьи -
Где вы?
Ветер сквозь вечер, и зима приходит, как старость,
Молча.
Я не печалюсь: утро вхойдёт и весна откроет очи,
Вспыхнет цветок, блеснёт мотылёк, и душа взовьётся
В небо.
У бога мёртвых нет.
Рощи, ручьи, цветы, переклички птичьи - Где вы?
Ветер сквозь вечер, и зима приходит, как старость, - Молча.
Я не печалюсь: утро взойдёт и весна откроет очи,
Вспыхнет цветок, блеснёт мотылёк, и душа взовьётся - В небо.
Гаспаров / Верхарн
Несчастливцы богаче счастливцев.
Счастье - лень, счастье - праздность, счастье - скука.
Лишь в ненастье волна узнаёт берег,
Где опора - друг,
И целенье, пусть краткое, - подруга.
Не равняйте нас: праведные боги
Им даль чувственность, а чувство дали нам.
Гаспаров / Верхарн
из "Призрачных деревень" (1894)
Перевозчик 17/60
Перевозчик гребёт к бурному берегу,
А в зубах зелёная камышинка.
Крут поток,
И всё дальше облик на берегу.
Сломлено весло.
Смотрят очи окон и циферблаты башен.
Сломлено другое.
Всё отчаянней облик на берегу.
Сломлен руль.
Меркнут очи окон и циферблаты башен.
Он без сил.
Только слышен голос на берегу.
Рвётся взгляд
В умирающий голос на берегу.
Море раскрыло пасть.
Гибнет страсть,
Но жива в волнах зелёная соломинка.
Гаспаров / Верхарн
Рыбаки 15/88
Ночь. Снег.
Река. Луна.
Огоньки. Рыбаки.
Судьбы в безднах. Неводы над безднами.
Полночь бьёт.
Сырость. Сирость. Безмолвие. Онемение.
Каждый тянет своё из чёрных вод.
Боль. Беду. Нищету. Раскаяние.
У реки ни начала ни конца.
Тишь. Смерть.
Не дырявит туман кровавый факел.
Люди удят себе погибель.
А над спинами, над тучами, над мраком –
Светлокрылые звёзды в голубизне.
Но застывшие этого не чувствуют.
...
1 строка: Ну, начнём так? – спондей.
2. Нет, лучше вот так – на слог попросторней метр, ямб.
3: Нет, вот так, ещё просторней: анапест.
4: А фиг с вами со всеми, всё это не то мне удобнее! – и пошёл херачить любимый гаспаровский хорей, яя. Не без стяжений и вспучиваний, конечно.
=
kkdrn
Ночь. Мрак. Дождь. Град.
Смерть, могила, мысли - все пустяк.
Лед. Снег. Тьма. Свет
Жизнь проста, как новый пистолет.
Видишь, как с крыш льется луна
Белый декабрь. Фиолетовый лес.
Цербер уснул. Ему снятся слова
Видишь как я за куполом неба исчез.
Кирилл Рыбьяков))
-pagedaun
У Макса Амелина есть такая теория, что верлибр по-русски вообще невозможен. Только акцентный стих, который укладывается в размер. Но каждая строка в свой.
Примерно то же, что говорите вы.
-nemiroff
"Но каждая строка в свой."
Ну, это-то очевидный языковой факт. Более того - любое недлинное высказывание на русском языке можно без проблем разложить на как минимум две строки какого-либо из метров. Да вот хотя бы это самое моё:
Более того - любое
Недлинное высказывание на русском языке
Можем без проблем разложить мы с тобою
На как минимум две строки - брекеке! брекеке!
Какого-либо и метров. Да вот хотя бы
Это самое моё. (Итд. Итд.)
Во, даже на шесть разложилось с минимальнейшими правками.
Но я в приложении к Гаспаровским переводам говорю немного о другом: у Гаспарова равномерность не случайно появляется в каждой строке своя, он переводит напрямую хореем (в основном) с некоторыми этого хорея сжатиями-растяжениями.
К тому же и не переводит, ибо это не переводы как таковые, а вольные переложения. "Мой рассудок мёртв" Верхарна в оригинале написан рифмованными правильными стихами - и там 60 строк. А Гаспаров сделал из этого "верлибр" - и в 15 строк. Выбросив всё, что счёл банальной французской риторикой.
И таковы все его "переводы". Ну в смысле, из авторов 20 века.
Вот и вопрос: Гаспаров хитрил, называя свои гнутые хореи верлибром - или действительно не замечал этого? Типа сапожник без сапог?
-pagedaun
Тогда это даже не переложение, а так, фантазия на тему. И размер уже не важен. Мало ли что было в оригинале...
А зачем называет верлибрами... Не знаю. Сложно не заметить здесь метра.
Или хочет скрыть, что не смог зарифмовать.
Или имеет какие-то стиховедческие задачи. Кому-то что-то доказывает.
А он только свои "верлибры" верлибрами называет?
-nemiroff
Конечно, Гаспаров знает, что такое верлибр и называет в других своих трудах верлибром то, что обычно под этим термином все и подразумевают. И только вот в этих своих "конспективных переводах"...
"Сейчас в Европе свободный стих очень широко используется для переводов. Вещи, написанные самыми строгими стиховыми формами, переводятся на английский или французский язык верлибрами. (...)
Сам я считаю, что в переводах верлибром есть свои достоинства. (...) Сам я много экспериментировал с такими переводами и даже кое-что печатал (Лафонтен, Пиндар, Ариосто, Георг Гейм.) ...
Когда переводишь верлибром и страешься быть точным, то сразу бросается в глаза, как много в переводимых стихах слов и образов, явившихся только ради ритма и рифмы.
...Однажды я переводил верлибром (для себя, в стол) длинное ямбическое стихотворение Ф. Томпсона, поздневикторианский хрестоматийный продукт. И я решил его отредактировать: не теряя ни единого образа, в балластных местах обойтись меньшим количеством строк - только за счёт стиля и синтаксиса. Оказалось, что объём вещи сразу сократился на пятую часть. Повторяю: без без всяких потерь для содержания. По обычному переводческому нарциссизму, это мне понравилось Я подумал: а что, если сокращать и образы - там, где они кажутся современному вкусу (то есть мне) избыточными и отяжеляющими?"
.. Верхарна и Ренье я смолоду не любил именно за их длинноты. Поэтому сокращал я их садистически - так, как может позволить только верлибр: вдвое, втрое, вчетверо и даже вшестеро. И после этого они моему тщеславию нравились больше
... Можно ли вообще считать получившиеся тексты переводами? Идейное и эмоциональное содержание оригинала сохранено. Композиционная схема сохранена. Объём - резко сокращён. Стиль - резко изменён. Стих - изменён ещё резче. Много убавлено, но ничего не прибавлено. Достаточно ли этого, чтобы считать новый текст переводом старого, пусть вольным? Или нужно говорить о новом произведении по мотивам старого?"
...
- Я вот тоже Верхарна никогда не мог осилить даже до середины стихотворения: очень много букв, пустой французской риторики. А вот в гаспаровском варианте - нравится. Только это - не верлибр!
-pagedaun
А мне не понравилось. Очень лобовое стихотворение. Попытка имитировать атмосферу, которую китайцы передают в своих стихах. Тот же Ли Бо. Но там слово к слову, строка к строке. А тут сплошная необязательность. И видно, что пересказывает чужой текст, органики совсем нет.Гаспаров / Верхарн
Cтоляр 12/75
Столяр знания
шарит вздыбленным мозгом
В золотой ночи мироздания.
Блёклый взгляд сквозь очки,
Растопыренный циркуль, отвес, лекало,
Тень от рамы крестом на верстаке.
Мир сквозь ум
Точится в квадраты, триангли, диски -
Без огня и даже без тоски.
Эти диски - как просфоры причастия.
Он умрёт - и будут играться дети
Безделушкой вечности.
Отдельные строки из голимых спондеев - один из любимых приёмов Г., кстати:
Мир сквозь ум -
Трибрахий это называется - три ударных слога подряд.Гаспаров / Верхарн
Звонарь. 15/78
Перевод М. Гаспарова
Как слепые быки, ревёт гроза.
Молния в колокольню!
Запрокинутый звонарь в вышине –
И набат над площадью
Громом рушится в зернистые толпы.
Колокольня осыпается искрами.
Звонарь бьёт. Безумье и страх.
Колокольня по швам в разрывах пламени.
Дико пляшут колокола.
Золотые щупальца вкруг помоста.
Звонарь вызвонил погребальный зов.
Раскололись стены.
Чёрными углами метнулись колокола.
Звонница иглою в земле.
Звонарь мёртв.
На ближайшем фторнекке (в начале декабря, надеюсь) надеюсь представить пластинку публике.
Чтец стихов я, как известно, непревзойдённый, так что должно - - -.
А в виде вкладки в пластиночку – небольшую статью про ритмику этих переводов.
Вот с этого деятельность лейбла (гыгы) немироввсаундз и начнём.
…
("Колокольня по швам в разрывах пламени".
Стоит по швам или рвётся по швам?
Обе картинки вполне приемлемы – и одинаково эффектны.
Эллипсис тут – чрезвычайно содержателен: не опущение нулевого члена, как обычно, – а наоборот, создание двух сразу, равномощных, равнополуопределённых, существующих, типа, вероятностно, но вполне реально при этом.
Вообще, Гаспаров – один из русских главных поэтов 20 века, начинаю я склоняться к такому мнению.
Ибо его переводы – конечно, никакие не переводы, а самостоятельные стихи страшной силы.
Не в меньшей степени самостоятельные, нежели лермонтовские
Горные долины
Спят во тьме ночной,
итд. Об этом см. тут вот нашу беседу с Яном Шенкманом:
http://nemiroff.livejournal.com/2805616.html#comments )
====
pagedaun
Вот это покруче будет.
Я теперь понял, за что вы его любите.
За экспрессию.
Драйв тут недетский, и даже что-то футуристическое проглядывает.
-nemiroff
Отож. Вот тут ещё хорошо:
http://nemiroff.livejournal.com/2805261.html?nc=6
Сам бы я так писать не стал, и советовать бы никому так писать не стал бы тоже, но тут - хорошо.
Но кстати, это в гаспаровских сжатых переложениях оно так хорошо. В оригинале этот Звонарь - 78 строк. Что существенно меняет дело.Гаспаров / Верхарн
Канатчик 21/106
На столбах крюки, на крюках волокна,
За столбами поля и закатный горизонт,
А перед столбами канатчик
Сучит вервь из волокон и лучей, -
Отступая вспять, отступая вспять,
Тянет из заката пыланье далей.
Там бушует ярость веков,
Полыхают путеводные молнии,
Красной пеной кипят отравы.
По дороге пыльной, вспять, вспять,
Тянет на канате буйные дали.
Там пылает металл в плавильнях,
Жизнь и смерть из реторт взрывают мир,
Знанье бьёт крылами над гробом бога.
Меж рекой и лугом, вспять, вспять,
Тянет к яви строги дали.
Там сплотится мечта и мысль,
Там закон осенит покой
Там в любви отразится бог.
Вспять -
На канате в звёздные дали.
Гаспаров / Верхарн
Могильщик 21/115
В чёрном зеве ямы рябит могильщик.
Кладбище – сад гробов и кипарисов.
Треснутые плиты, отравленная пыль.
Яма ждёт покойников нищеты.
Все дороги стекаются к кладбищу,
А в гробах – окоченелая страсть,
Размозженная доблесть
Догнивающая любовь –
Колокольный звон над могильщиком.
Выдохлось вдохновение,
Расползается мысль –
Над могильной плитой стоит могильщик.
Непрощённые обиды,
Неуслышанные мольбы –
В стуке комьев земли по крышке гроба.
Это в хрусте костей
Настоящее
Отгрызает прошлое у будущего.
Над могилой – холм.
Над колоколами – гудящий ужас.
И могильщик вбивает чёрный крест.
Гаспаров / Верхарн
Из "Полей в бреду" (1893)
Лопата 16/48
Серая земля, серое небо,
Голый луг, стылый холм,
Встала мёртвым деревом, воткнута холодным железом,
Лопата.
Начерти на глине крест.
Сад дик, дом пуст, на полу зола.
Богородица упала из ниши.
Начерти над домом крест.
Трупы жаб в колеях, стоны птиц над колеями.
Начерти над степью крест.
Вырублены деревья.
Смолкли колокола
Начерти над миром крест.
Солнце ворочается как жернов.
Над взбухшим трупом земли –
Лопата.
…
Опять спондеи!
…
(Символизм-то символизм – но не Бальмонт, не Блок с Белым. Ох, нет.)Гаспаров / Верхарн
Из "Городов-спрутов" (1895)
Заводы 21/105
Красные кубы, чёрные трубы
Вёрстами в ночь, -
Желтоглазые над смолью каналов,
День и ночь клокочут заводы.
Дождь, асфальт, пустыри, лохмотья,
Из трактиров сверкает ярый спирт,
Низколобая злоба бьётся в злобу,
В сердцах скрежет,
И клокочут заводские корпуса.
Дышат паром стальные челюсти,
Золото под молотом брызжет в тьму,
Лязг, напор, маховик, как пленный вихрь,
И снующие зигзаги ремней
Шестизубьями в такт, в такт,
В клочья рвут вылетающее слово.
За стеной – каналы, вокзалы, бег
От заводов к заводам и заводам
Чередой, грядой, в клокоте, в клёкоте
И огни взмывают вдаль, вдаль
В ржавое небо к слепому солнцу.
В воскресный день
Город спит, как молот на наковальне.
Гаспаров / Верхарн
Биржа 20/95
Золотой кумир
Над побоищем чёрных скопищ,
Огненный перекрёсток
Страха, риска, гордости и безумия.
Золотой маяк
И плывут к нему паруса ассигнаций.
Золотой дворец
Бег вверх, бег вниз, сушь губ, всхват рук,
Вал цифр в вал цифр,
Бьются, рвутся, мечутся, разятся,
Предан, продан, сгинул, выжил,
Слажено, порвано, сторговано, упущено,
Самоубийцам – похороны по первому разряду.
Золотой Мираж,
К нему взмолены миллионные руки.
Золотая пирамида, золотой куб,
И на цифрах к нему мостится счастье.
Все в одной петле,
Ненависть работает, как машина.
Золотая ось и колёса фортуны.
Бег вверх бег вниз, сушь губ, всхват рук,
Вал цифр в вал цифр,
Гаспаров / Верхарн
Порт 21/65
Все моря прихлынули к городу.
Порт оседлан тысячью крестов.
Солнце – красный глаз.
Лязг цепей, грохот молотов, рёв гудков.
К городу прихлынули все моря.
Море тяжкое, море земледержное,
Море множеств, море – спор и напор,
Взрывы нежности и порывы ярости,
Море – пьяный дикарь – корчует скалы.
Мол, как кнут, прорезает прибой.
Вавилоны! Сплав ста народов!
Город-пасть, грод-пясть, схватить весь свет!
Белый норд, жёлтый юг,
Склады вздыблены; горы, леса и трупы –
Словно в неводе, всё на вес и в торг,
Огненные вымыслы сквозь хищные числа
Цедятся в золотой котёл.
Знак Меркурия на загаре матроса.
Нефть и уголь дышат в улицы с набережных.
Вспышки катятся по рельсам, и вдаль, и вдаль.
Город дышит миром сквозь поры порта.
Спондеи – из того же стремления выкинуть всё лишнее: лишние слоги, в частности.
И переизобилие согласных – выкинуть и гласные, по возможности.
Минимализм, хуля – главная идея 20 века. Авангард! Гаспаров – не считал себя авангардистом (или тайно считал?) и не любил авангард (или тайно любил?) но сила процесса худож. развития (ну и влияние духа эпохи) и его заставила делать именно то, что – на самом как раз гребне волны. Опередил – всех!
Всё выкинуть, оставить только главное – то, что долбит.Гаспаров / Верхарн
Бунт 35/104
Улицы – летящая лава тел,
Бешено вскинутые руки,
Взрыв, порыв и призыв;
В огненном закате –
Смерть: набат,
Копья, косы и скошенные головы.
Всё, что снилось, мнилось, томилось в душах,
Вдруг взметнулось тысечею клинков.
Глухо ухая,
Отмеряют пушки за рёвом рёв.
Циферблаты как глазницы без век:
Камень, треск, и времени больше нет.
Миг порыва
Пересилил столетия ожидания.
Все на пир ликующей крови,
Живые по мёртвым,
На штыки, усталые ранить!
Встал пожар золотыми башнями,
Огненные руки рубцуют ночь,
Крыши рвутся в чёрное небо.
Молот в дверь, пляшет ключ, сбит запор,
Пламя лижет судейские залежи.
Вдребезги витражные лики,
На последнем гвозде повис Христос.
Просфоры – как снег под подошвами.
Старьё – в клочья!
Трупами вздыбливаются рвы.
Космы пламени на ветру.
Дым метёт подзвёздные выси.
Убивать, возрождаться, рождать
Или пасть –
Роковая глубинная мощь – одна,
Встань весна зелёною или красною.
Гаспаров / Верхарн
Из "Представших на пути" (1891)
Святой Георгий
Молния стелется тропой из туч.
Отвесный всадник летит с небес.
Серебряный вихрь, золотой удар,
Блещущий меч и копьё, как луч.
На крик моего измора.
Белый огонь, колокольный звон,
Круженье звёзд в распахах небес,
Где в безднах – ангельские ладьи,
И в высях – дева, царица, мать.
Над марком моих мучений,
Над шрамами души,
Над немощью стыда,
Над злостью лжи,
Над бегством в бедства, где смерть,
Над ночью.
За которой свет – как совет,
И волною льётся святой Георгий
В душу, падшую на колени:
Ночь – прочь, свет – вслед,
И на вскинутом лбу моём – лучезарный след.
пиплс ру:
http://www.peoples.ru/art/literature/poetry/newtime/verhaeren/
Верхарн Эмиль (Verhaeren Emile) (Бельгийский поэт и драматург.) (1855-1916)
Родился 21 мая 1855 в городе Сент-Аман, близ Антверпена. Изучал право и был допущен к судебной практике в 1881, но вскоре решил посвятить себя литературе.
Первые стихи Верхарна отличались парнасской отточенностью формы, хотя сюжеты он избирал далеко не классические, предпочитая изображать насыщенные жизнью 'фламандские' сельские сцены (цикл Фламандки - Les Flamandes, 1883) или же пылкое благочестие средневековых подвижников (Монахи - Les Moines, 1886).
В 1900 он пишет драму Монастырь (Le Clotre), в которой пытается осовременить средневековый идеал монашеской жизни.
Сборники Вечера (Les Soires, 1887), Крушения (Les Dbcles, 1888) и Черные факелы (Les Flambeaux noirs, 1890) образуют трилогию о трагичности человеческого существования.
Зато следующий сборник, Представшие на моих путях (Les Apparus dans mes chemins, 1891), кончается на оптимистической ноте, призывая человека сохранять мужество.
Циклы Поля в бреду (Les Campagnes hallucines, 1893), Призрачные деревни (Les Villages illusoires, 1894) и Города-спруты (Les Villes tentaculaires, 1895) составляют еще одну, социальную трилогию, прославляющую энергию человеческого труда.
Ранние часы (Les Heures claires, 1891), Послеполуденные часы (Les Heures d'aprs-midi, 1905) и Вечерние часы (Les Heures du soir, 1911) - стихи о любви, и им свойственна та же острота переживания жизни, что привлекает в ранних стихах Верхарна.
Сборники Лики жизни (Les Visages de la vie, 1899), Буйные силы (Les Forces tumultueuses, 1902), Многоцветное сияние (La multiple splendeur, 1906), Державные ритмы (Les Rythmes souverains, 1910), Алые крылья войны (Les Ailes rouges de la guerre, 1916) в значительной степени дидактичны, они отражают веру Верхарна в небесполезность человеческих усилий.
Верхарн погиб в железнодорожной катастрофе в Руане 27 ноября 1916
Дата публикации на сайте: 10.05.2005
Из книги "Игры сельские и божеские"
Кошница 18/49
Ива над рекой. Сплети прутья. Дно будет круглым.
Вечер. В эти струи смотрело Время.
Спи. Ты прожил день и ты сплёл кошницу.
Это Орры-часы босой походкой
Из сегодня в ненасытное вчера
Унесут в твоей кошнице свои цветы
Друг за другом, рука с рукой. И настанет утро,
Улыбнётся ива тайному лету.
Ты устанешь от её гибкости. Ты ударишь
Резцом в резкое серебро, чеканя
Всё те же цветы. Опечаленные Орры вернутся
С горьким яблоком, жёсткой гроздью, сухою веткой.
Выцветут серебристые ивы. Умчатся птицы.
Ты захочешь вспомнить былую радость
И вместо серебряной выковать золотую кошницу.
Снова Орры, любя, придут на зов твой,
Но затем лишь, чтобы собрать в неё твой пепел.
И пред их наготою смежишь ты очи.
Сбор 16/46
Синяя волна, золотая пена взмелась на берег.
Белая и нагая твои пальцы в солёной гриве.
Ты стоишь, смеёшься, море лижет нежные ноги.
Заря брызжет тебе навстречу. Травы
Тянутся цветками к твоей ладони.
Над тобой весна, под тобою лето.
Поле проходит золотыми волнами.
Плющ и грозд обвивают ленивый жещл.
Мох ласкает ноги. Ручей сверкает.
Отдохни. Престол твой – из солнца.
Но из низин к нему уже вползают сумерки
И хватают тебя за руки. Тропы круче
И колючки злее. Цветы облетают под пальцами.
Дождь и мгла клубятся вкруг бледной плоти.
Ты лишь тень меж голых стволов. И ты слышишь:
Ржут вдали морские кони. Их шпорит Время.
(- Кирсанов? Первая строка – точно. = мн)
Песнь 1 24/58
Сентябрь!
Спят бок о бок двенадцать месяцев в лоне года.
Сентябрь!
Настал твой черёд настать,
Вились ржавые листья над вертоградом,
Листва золотилась плодами.
Ветер был, как время в полёте.
Я не знал и, плача, шёл по меже.
Сентябрь!
Если бы я знал: ты придёшь
На развязку всех извивающихся троп,
На порог вертограда под виноградом, -
Я не бился бы лбом в затвор зимы,
Не рыдал бы цевницами апреля,
Не считал бы кружащиеся листья,
Как песчинки золота в часах,
И не задыхался бы летней страстью,
А сказал бы только:
Сентябрь!
от ты ждёшь меня, и Любовь с тобой рядом,
На порог легла ваша двойная тень,
Ветер свеж, как время и над водой
Распускаются фонтаны, как пальмы,
И как лилии лебединые шеи.
Песенка 2 17/28
Ничего у меня нет,
Только три золотые листика,
Только посох, только пыль на подошвах,
Только запах вечера в волосах,
Только отблеск моря во взгляде.
Золотые они, с красными жилками,
Я их взял из пальцев спящей осени,
Они пахнут смертью и славою
И дрожат на вёрном ветру судьбы.
Подержи их:
Они лёгкие, и припомни
Кто к тебе стучался в дверь,
И присел у порога, и ушёл,
И оставил три золотые листика
Цвета солнца и цвета смерти.
А потом раствори ладонь и дай
Улететь им в ветер и вечер.
Часы 5/20
В каждом часе картинка. То волк, то агнец.
То кусает, а то ласкает.
Каждый час несёт подарок году:
Розу, яблоко, голубку, корзину, зеркало.
Взгляни в зеркало: в нём лицо забвенья.
Песенка 3 20/39
Постучись.
Над высокой дверью лозы и плющ
Въелись в старый камень,
И ночной забвенный дом
Улыбается розовой заре.
Весна,
В окнах светах и на плитах пола блеск.
Улыбнись на пороге.
Хочешь – сядь у очага, чтобы прясть,
Хочешь – вот тебе
Деревянная чашка, оловянная тарелка,
Хлеб, вода и яблоко.
Поживи здесь: дорога нелегка.
Но улыбка твоя уже
Как прощальный поцелуй. Ну что ж,
Вот тебе цветок,
Золотой светильник и три опала,
Плащ, сандалии, пояс, а на поясе
Ключ, -
А теперь в дорогу: туда, где люди.
Былое 7/28
Зрелые плоды, красные цветы. Море.
Мост на чёрных ногах и в белой пене.
Жёлт закат. Блеск резной сирены на корме.
Борт плывёт. Веторе в сморя, ветер с гор.
Те цветы были в ветре ещё душистее.
Дух как парус. Сердце спит как сирена.
Память моря – как якорный канат.
Припев 15/30
Водоросли как мысли,
Серебристые в синем,
Золотые в зелёном.
Водоросли как змеи
На забвенном жезле Меркурия.
В водорослях раковины,
В раковинах поёт прошлое,
Печали мои и радости.
Водоросли узорами,
Как жилы, которыми
Наша кровь оживляет
Песок и камень.
Убаюкайте водоросли
Колыбельную раковину,
В которой поёт моё прошлое.
Песенка 6 18/31
Скажи:
Это осень пришла, шурша по листьям,
В чащу входит стук топора,
И над прудом вянут птицы и падают,
Стрела за стрелой.
Скажи:
Вот зима, над морем солнце, как кровь,
Лодки вмёрзли в берег, дымит очаг,
Гложет ветер, и горек вечер,
Я – зима и боль.
И я буду тебя любить.
Но ты скажешь:
Посмотри: всё зелёное и розовое,
И звенящий апрель сплетает в прядь
Розу с розой и радость с радостью.
Я – заря твоя, крылья ввысь, сладок рот,
И к тебе
Мои руки цветут весенним запахом.
Спутник
По следам твоим ступает Былое.
Смутный спутник, невидимый для видящего
Он у тебя за спиною,
Но оборотись, и он послышится впереди.
Мы собираем цветы, а он – их тени.
Мы вкушаем гроздья с его посадок.
Мы обсохнем у огня, а он – у пепла.
Отраженье его – в твоём ковше,
Его голос – в отголоске твоих выкликов.
Где паук ткёт ткань, там и он,
И одежда твоя соткана из прошлого.
Он спит в твоём сне,
Он идёт за тобой с зари до вечера,
Чтобы в полдень протянуть тебе зеркала.
И увидишь ты в тусклом хрустале:
Вот – ты, вот – он,
Ибо всё, что было, всегда при нас.
Он всё помнит, а ты лишь вспоминаешь.
Песенка 7 14/33
Моя песня
Тяжела любовью, глуха враждою,
А твой рот
Мил Любови, нежен вражде,
И ни слова
Как смеёшься ты себе у ручья,
И ни эха имени твоему.
Я иду по откосу над ручьём,
Плещет эхо,
Пасётся стадо,
Изгороди в красном шиповнике.
Небо и земля,
Больше ничего,
И в погоде щепотка милой осени.
Призрак
Вглядись в свет, вглядись в тьму.
Вечер красен кровью, рассвет – румянцем.
Плачет влага, страждет душа.
Вечер мчится, держа кого-то за руку.
Путь раздваивается, как копыто фавна.
В сущем звере скрыт мнимый бог,
Как в кремне – огонь, как в тебе – призрак,
Как в зеркале – отражение зеркала.
Твой поющий голос – и тот,
Когда ты испьёшь смертных струй,
Не пойдёт ли тенью вслед твоей тени
Выть
От крыльца до крыльца и от ворот до ворот?
Незримое присутствие 6/24
Шелест времени над травами. Червь
В балке, рябь в ручье. Стёртость, ржавчина,
Трещина. От прикосновения плод
Загнивает. Не нужно ни циферблата,
И соборных колоколов. Всё скажут
В бледной влаге бледные лепестки.
Песенка 10 14/31
Нежный рассвет.
Нежно льются отары по нежным тропам.
Баран белый, баран чёрный, ягнята пёстрые.
Голубеет луг,
И деревья поют навстречу солнцу.
Полдень полон пчелиным звоном,
Тяжелеют гроздья,
И быки спят в траве, как зодиаки.
В небе нивы колосяьми упёрлись
В небо, умолкают леса,
И два колокола, ближний и дальний,
Один густ, другой свтел,
Звоном борются за синее небо,
Чтобы не увял ни один цветок.
Ноша 18/40
Оставь меч, оставь свирель. Перевей
Тире меркуриевыми змеями. Час покоя.
Жар зари стал пеплом заката.
Пусть тростник на том берегу
Ждёт другого, чтобы запела флейта.
Лавр бойцов – лишь сень над асфоделями.
Свет зари, злато полдня, чёрная ночь.
Жизнь – покой для прожившего и отжившего.
Кровь из раны не бьёт, а лишь сочится.
Радость, Горе, Любовь перецвели.
Рыжегривая Гордыня подмята Участью.
И Надежда заблудилась на гнутых тропах.
Брось свирель и меч. Стебель вял, сталь иззубрена.
Ясный день, ненастный день, - ночь одна.
Изваяй гробницу всему, что в памяти.
Страх прошёл, как жизнь. Встреть приветливо
Жезл Меркурия, две свитых змеи –
Ключ к покою.
Ключ
Не спеши
В жизнь, где плоть – как цветы и плоды – как золото,
Кипарисы – как грусть, а тростник в ветру – как радость:
Прежде пусть тебе вручит Рок
Ключ от долгого твоего приюта.
А потом ступай себе в путь
Меж двух спутниц, Надежды и Любви,
Одна – с пальмовою ветвью и чёрной флягой,
А другая – с тяжкой гроздью и вздетым зеркалом.
Будут море, грозный лес, гневное золото
Нив под светлым ветром; нагое лето
Даст губам твоим пьяный плод в раскрытой раковине;
Брызнет персик, хрустнет в зубах
Отзвучавший свою песню тростник;
Будет ветер мчать, вода смеяться сквозь плач,
И напористый ливень, и робкий дождик
От первого листка до последнего цветка.
Но когда наступит осень, вечер и в тяжёлом
Золоте дубрав по дороге вдаль
Кант друг за другом Любовь и Надежда, -
Ты услышишь ли у чёрного твоего пояса
Ключ,
Выкованный из золота железа и меди
Для дрожащей руки перед замком
Вечных врат, где створы – мрак и пороги – ночь?
1, 11
Смейся, как весенние ветки, плачь, как ветер.
Жизнь – она ни счастье, ни горе, она – лишь призрак.
4, 8
Ты смеёшься в горе и сам нее знаешь, зачем тебе песни.
А ведь жизнь и смерть, и доброе и злое – всё для лиры.
Add.
Вспоминаю родину, бледные оливы, взнесшийся кипарис.
Почему она перед глазами и в сердце? Потому что она далеко.
1, 15
Солнце и тумана, из юга – север: я – как ты, Париж:
Радость плачет в глазах моих, и горек
Рок в улыбке моей.
1, 17
Пар, свисток, поезд в ночь, время влёт, вспыхнут розы, и пожелхнут листья.
Рождаясь, прощай! Умирая, прощай! Это горе мимолётно, как счастье.
2, 12
Смеётся апрель, добрые мысли возвращаются, как листья.
Капля мёда
В горькой чаше расставания с бытием.
Add.
Когда-то тенистый,
Влажно лёг мне на лоб осенний лист.
И душа в грёзе
Раскрывает преддверье своей судьбы.
3, 18
Серебряная луна над мачтами порта, над мраморами парка,
Над гранями берега, над безгранными нивами и Парижем, где конец всех дорог.
2, 7
От заботного города в нежную рощу, к колыбельному бы морю.
Но увяли мои апрели, и жатва моя – под чужим серпом.
6, 3
Тополя в закате
Осыпают в растущий сумрак
Самоцветным севом шитьё лета по тканям осени.
3, 11
На зелёном кладбище под вечерними птицами
Я смотрю на пахоту, где колосьями высятся кресты.
4, 7
Я как дым,
Миг живущий, но встающий из огня.
Склонившись,
Человек разгребает очажный пепел.
5,10
Радость и горе
Пролетите сквозь меня, не тронув,
Как сентябрьский ветер пролетает сквозь вскинутые сучья.
2, 18
Облака над волнами колосьев как паруса.
Скоро вы отяжелеете бурей, как сердце моё.
3, 14
Дуб над долиной, ветер в листве, птицы в гнёздах.
Бьёт гром в вершину, топор под корень, - он печально терпит.
6, 11
Пруд у праздной мельницы – в мёртвых листьях.
В чёрную воду погляжу на себя и на блеклое солнце.
1, 13
Бледное солнце осени – надо мной, над рекой, над рощей.
Вейся, лист, холодейте, волны, крепни, сердце.
5, 5
Мёртвый лист бьётся о порог, а время в ставень.
Камин, свечка, я один, и осень как "баю-бай".
5, 6
Вздула парус над спящим городом ночь, кишащая одиночеством.
Вскрой окно, и она ворвётся к тебе потопом.
5, 8
Недолгая роза, украшенье сада, любви и лиры,
Пьёт, как сладость, ржавь и смерть пронзаюших ливней.
5, 7
Ветер, раненный над каменной мостовою,
Дымная осень – это сердце моё осыпает листья.
Add.
Роза, увядшая в вазе, зачем её я помню?
Усталому сердцу тяжек даже призрак розы.
5, 3
Осень кружит листья и с ними – мою душу.
Дай им лечь помечтать на край твоего бассейна.
4, 17
Чаша горя нам слаще мёда:
Жизнь лишь дым, смерть лишь тень от дыма
На весах бытия. Равняйте чаши.
Другие - дым, я – тень от дыма.
Add.
Тучи, дорога, ветер в лицо, гром как в сердце.
Крик попутного ворона ничего в моей судьбе не изменит.
6, 2
Под остылым небом в свисте ветра и криках охрипших птиц,
Брести в вечер, до версты, где привал и горький ломоть.
Адд
Стонущий ветер в золотом плаще свеваемых листьев,
Что ты скажешь позднему солнцу, поздним плодами, позднему мне?
5, 12
Чтобы не слышать, как над этим миром стучит моё сердце,
Ночью над прибоем взмолюсь я к морю, и меня не станет.
3, 1
Выцвело лето, зима стучится, я отворю.
Отвздыхали листья, плачутся сучья, ни молвы, ни друзей.
Божьей искрой выгорев в горе, выживу, выжженный.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Мореас,_Жан
Мореас, Жан
Jean Moréas
Имя при рождении: Яннис Пападиамандопулос
Дата рождения: 15 апреля 1856
Место рождения: Афины, Греция
Дата смерти: 30 марта 1910
Место смерти: Сен-Манде, Франция
Гражданство: Франция
Род деятельности: поэт
Направление: символизм
Дебют: «Les Syrtes» (1884)
Жан Мореа́с (фр. Jean Moréas; настоящее имя Я́ннис Пападиамандо́пулос, греч. Ιωάννης Α. Παπαδιαμαντόπουλος; 15 апреля 1856, Афины — 30 марта 1910, Сен-Манде, департамент Сена) — французский поэт.
Грек по происхождению; сын судьи.
С 1875 года жил в Париже, где сначала изучал право в Сорбонне. В
первых сборниках на французском языке «Сирты» («Les Syrtes», 1884) и «Кантилены» («Les Cantilènes», 1886) Мореас выступил как поэт-символист.
Ему принадлежит и сам термин «символизм», получивший теоретическое обоснование в его «Манифесте символизма» (1886).
Позже (1891) Мореас обосновал «романскую школу», которая была первым проявлением неоклассицизма во французской модернистской поэзии. Мореас призывал вернуться к «французской ясности», забытой символистами, равняться на поэзию «Плеяды» и XVII века.
Наиболее значительные произведения Мореаса — семь книг «Стансов» («Stances»; 1899—1901, седьмая издана в 1920).
2. литэнциклоп 1930х
http://feb-web.ru/FEB/LITENC/ENCYCLOP/le7/le7-4992.htm
МОРЕАС Жан [Jean Moréas, 1856—1910] — французский поэт. По происхождению грек. Род. в Афинах; с 1877 поселился в Париже.
Примкнувший к символистам М. является представителем рантьерской буржуазии, испуганной перспективами распада капиталистического общества и стремившейся уйти из мира нарастающих социальных противоречий в мир внутренних переживаний и чувств.
Упадочническим психологизмом проникнуты первые сборники М.: «Les Syrtes» [1884] и затем «Les Cantilènes» [1886].
Его лирика, чуждая крайностей некоторых других символистов вроде Верлена, отличается некоторой сухостью и сдержанностью.
Большой успех имел сборник М. «Le pélerin passioné» [1890], к-рый как бы завершил развитие символизма, распавшегося к началу XX в.
Не только поэт, но и теоретик символизма, Мореас выражает его эстетические принципы, составляет его лит-ый манифест.
В 1891 М. отходит от символизма и создает новую лит-ую группу — «романскую школу» (école romane), пытающуюся возродить классические традиции, стремящуюся очистить французский язык от галльских элементов, оставляя только римские. К нему присоединяются Raymond de la Tailhède, du Plessy, Ernest Reynaud, Charles Maurras и др. Для всей этой группы Франция — наследница Рима. «Романская школа» отразила патриотически-шовинистические тенденции французской буржуазии, готовившейся к мировой войне.
В свой последний, «романский» период М. стремится больше использовать античные мифы. Он признает своим образцом Ронсара (см.), находя, что в нем, как и в других поэтах «Плеяды» (см. «Французская литература»), нашла наиболее чистое выражение латинская ясность и простота.
Из произведений М. следует еще отметить «Poésies» [1886—1896], «Stance», начавшие печататься в 1899, — собрание небольших стихотворений в 2—3 строфы.
В 1886 М. пишет вместе с Полем Аданом 2 романа: «Les demoiselles Goubert» и «Le thé chez Mirande», пародирующие натуралистический роман.
Затем он печатает еще «Contes de la vieille France» — сборник рассказов [1909], «Esquisses et souvenirs» — сборник статей [1908], «Variations sur la vie et les livres» — два сборника статей, отразивших эволюцию М. от символизма к «романской школе», и драму «Iphygénie» [1908].
